За кровавыми событиями в боснийском городе Сребреница, самым масштабным преступлением, совершенным в ходе вооруженных конфликтов в бывшей Югославии, в русскоязычной традиции закрепилось наименование "резня". Это не вполне соответствует действительности – строго говоря, в Сребренице никто никого не резал. В Сребренице военнослужащие армии боснийской Республики Сербской, согласно заранее разработанному плану, на предусмотрительно отведенных для этого локациях, партиями по 10 человек в течение нескольких дней методично расстреливали гражданских лиц – боснийских мусульман. "Мальчиков и мужчин в возрасте от 10 до 65 лет", как сказано в документах Международного Гаагского трибунала по бывшей Югославии. Предварительно будущих жертв "отфильтровали" от женщин и стариков – на базе миротворческого контингента ООН на хуторе Поточари (бывшая птицеферма), где попытались найти убежище десятки тысяч жителей города, после почти трех лет формальной осады взятого под контроль боснийскими сербами. Несчастных организованно доставляли к местам казни на выделенных городскими транспортными предприятиями автобусах и грузовиках.
Общее число расстрелянных в июле 1995 года в окрестностях Сребреницы составило, согласно последним подсчетам, 8372 человека. Это всё ещё не точные сведения: останки жертв, присыпанные землей бульдозерами, до сих пор находят в братских могилах, до сих пор пытаются идентифицировать и ежегодно 11 июля, в Международный день памяти жертв Сребреницы, захоранивают – тех, кого удалось опознать и оплакать, – на мемориальных кладбищах. Десятки или сотни тел хранятся в громадном морге-холодильнике близ города Тузла, дожидаются погребения.
Международно принятое определение массовых расстрелов, произведенных сербскими силами на востоке Боснии и Герцеговины в июле 1995 года, звучит точнее: "геноцид в Сребренице". Это нечастый в мировом гуманитарном праве случай, когда в силу сложившихся обстоятельств факты "преступных действий, совершенных с намерением уничтожить, полностью или частично, национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую" (правовое определение геноцида) подтверждены в судебном порядке. Из почти двух сотен дел, принятых в производство Гаагским трибуналом, обвинения в геноциде удалось доказать только по двум эпизодам (второй, помимо расстрелов в Сребренице, – продлившаяся 47 месяцев сербская блокада боснийской столицы Сараево).
Геноцид в Сребренице стал в итоге не публицистической фигурой речи, а международно признанным преступлением прежде всего в силу одной причины: власти Республики Сербской не слишком-то старались свои намерения и деяния скрыть, напротив, даже бахвалились поначалу подлостью и жестокостью. Поэтому сохранились документы, видеозаписи, поэтому суд получил доступ к показаниям множества свидетелей. Кроме того, в наличии была какая-никакая международная воля не оставлять случившееся безнаказанным: в атмосфере 1990-х годов югославская война казалась неприемлемой, не случайно специальный трибунал по расследованию военных преступлений учрежден не кем-то абстрактным, а Советом Безопасности ООН.
Главные организаторы расправы над беззащитными людьми, президент Республики Сербской Радован Караджич и начальник генерального штаба армии этой республики Ратко Младич, отбывают пожизненное заключение в тюрьмах Великобритании и Нидерландов. Им обоим за 80, и их имена, некогда не сходившие с первых полос газет, уже полузабыты. Надеюсь, что ни Караджич, ни Младич, так и не признавшие своей вины и всё твердившие о всемирном заговоре против сербского народа, до конца своих дней не выйдут на свободу, потому что таких, как они, освобождать от ответственности нельзя. Судебные процессы над президентом и генералом тянулись в Гааге не год и не два, апелляционные слушания завершились только в начале этого десятилетия, дело рассматривалось тщательно. Сербские власти, оказавшиеся под сильным давлением, принесли от имени своей страны и народа вынужденные извинения за "преступление в Сребренице", но отказались считать это преступление геноцидом. И да, путинская Российская Федерация в конце концов объявила приговоры Караджичу и Младичу "политически мотивированными".
По журналистским обязанностям мне доводилось и писать в дни кровавой катастрофы о Сребренице, и общаться позже с родственниками жертв трагедии. Встречи с безутешными заплаканными женщинами, которые потеряли отцов, сыновей, братьев, мужей, которые вынуждены были опознавать их останки по фрагментам костного мозга или полуистлевшим обрывкам одежды, и теперь не стираются из моей памяти. В Гаагском трибунале я наблюдал за судом над бойцом расстрельного взвода Драженом Эрдемовичем, 25-летним парнем, в течение нескольких дней по приказу своих командиров умертвившим по крайней мере несколько десятков невинных людей. Судя по следственным документам, он застрелил примерно 70 человек. Эрдемович, как установил трибунал, действовал под угрозой смерти, нажимал на спусковой крючок как бы вынужденно, а потому получил сравнительно небольшой тюремный срок, теперь давным-давно уже отбытый. На скамье подсудимых он производил впечатление навсегда сломанного человека, ужасавшегося тому, что он сотворил собственными руками. "Кому, кроме него самого, помогло это раскаяние?" – горько спросил меня сидевший рядом в секторе для прессы боснийский коллега.
Хотя бы какое-то наказание понесли единицы, среди которых главные злодеи, организаторы и вдохновители побоища
"Демилитаризованную зону безопасности ООН Сребреница", анклав с окружностью в пару десятков километров, защищал от нарушений режима прекращения огня нидерландский батальон Сил ООН по охране, так называлась в Боснии и Герцеговине вооруженная миссия всемирной организации. Командовал этими "голубыми касками" подполковник Томас Карреманс. Его солдаты на блокпостах быстро сдались на милость победителей-сербов, поскольку выписанный ООН мандат не предусматривал прямого участия миротворцев в боевых действиях. Сам подполковник с кривой улыбкой даже поднял в своей штаб-квартире, на той самой военбазе в Поточари, бокал разбавленного минералкой белого вина "за установление мира" – в компании генерала Младича. После чего Младич распорядился грузить в автобусы первые партии уже приговоренных им к смерти людей, виновных только в том, что они "неправильной" национальности.
Эта постыдная сцена теперь известна в истории международных операций по поддержанию мира как "тост позора". Но ушедший впоследствии в отставку с повышением – в полковничьем чине – Карреманс, похоже, стыда не чувствует: он написал книжку самооправдательных мемуаров и спокойно живет себе на пенсии в Испании, пепел Сребреницы не стучит в его сердце. Трусость миротворцев привела (в 2002 году, когда расследование обстоятельств преступлений в зоне ответственности голландского батальона докатилось до парламента Нидерландов) разве что к отставке одного из правительств королевства. Но печальным уроком для деятельности ООН и "всего прогрессивного человечества", увы, не стала.
К массовым расстрелам в Сребренице причастны в общем счете по меньшей мере несколько сотен, может, даже тысячи человек. Хотя бы какое-то наказание в итоге понесли единицы, среди которых, правда, вдохновители побоища. Тем, кто недоволен результатом, эксперты объяснят: практическое применение законов международного права несовершенно, зависит от политической обстановки в мире, способности следователей отыскать убедительные доказательства злокозненных намерений, а главное, от наличия или отсутствия всеобщей решимости наказать военных преступников.
Вот как раз с этим в последние десятилетия, увы, лучше не стало.
Андрей Шарый – обозреватель Радио Свобода, в 1990-е годы корреспондент Русской службы в республиках бывшей Югославии
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
